Комментарий на комментарий

Благодарю Nickol’у за развёрнутый критический комментарий на мою заметку о предании в протестантизме. Решил, что будет удобнее ответить отдельным сообщением. Постарался пояснить свои взгляды в контексте его ключевых возражений. Общая тема всё та же – соотношение протестантских принципов с непротестантской практикой древней Церкви.

«Почему св. отцы, руководствуясь иной «неправильной» парадигмой приходили к «правильным» выводам?»

Попытаюсь проиллюстрировать это одним частным примером. Широко известно толкование притчи о милосердном самарянине как истории спасения, совершаемого Христом (Климент, Ориген, Августин и др.; это толкование повторяется многими до сего дня, включая некоторых баптистов и даже мормонов). Но с точки зрения историко-грамматического подхода данная притча обычно понимается просто как ответ на вопрос о «ближнем». При этом подчёркивается тот факт, что «иудеи с самарянами не сообщались», так что Иисус с помощью притчи критикует устоявшиеся представления о применении Божьей заповеди. (Конечно, такое значение прямо обычно не отрицается, просто предлагают смысл более «глубокий», а «поверхностный» нередко забывают.) Вопрос: является ли история спасения, изложенная толкователями с помощью этой притчи, ложной сама по себе? Нет. (Даже баптисты согласны практически со всеми деталями.) Тогда является ли это «счастливой случайностью»? Тоже нет, потому что толкователи притчи уже знали истинную историю спасения, так что для всех деталей притчи были найдены аналогии с известными концепциями. Даже там, где у различных авторов есть значительные различия в отождествлении деталей, зачастую, между самими историями нет противоречий.

Итак, я пытаюсь сказать, что иногда усвоенное предание (или Писание в совокупности) может компенсировать недостатки в сфере методологии библейского исследования. Поэтому здесь нет прямого «отказа от правомыслия». Однако смена эпох порождает некоторые опасности, в частности, в сфере сохранения предания и заставляет всё внимательнее относиться к фиксированным источникам.

«Нужно ли отсюда сделать вывод, что «небиблейские» термины «Троица» и «единосущный» были взяты отцами из этого незаписанного Апостольского предания?»

Совершенно не нужно. Я как раз не говорил об Апостольском предании как о неком фиксированном документе или т.п., но как об обустроенной жизни Церкви, в том числе, если хотите, как о «расстановке акцентов». Естественно, в этой сфере возможно осмысление и различные реакции на изменяющуюся ситуацию.

Если коротко, «Троица» и «единосущный» (плюс «усия», «ипостась» и т.п.) – это попытка найти релевантные термины, позволяющие разграничить ортодоксальное и, например, арианское представление. (Кстати, это было бы тогда проблематично сделать в библейских терминах, поскольку ими пользовались все.) То есть мы видим здесь, прежде всего, способ исповедовать перед лицом еретиков имеющуюся истину. Св. отцы, фактически, создали язык.

В протестантизме принято разграничивать библейское и систематическое богословие. Библейское богословие является более-менее непосредственным результатом применения к тексту историко-грамматического метода. Систематическое богословие – это попытка обобщение выводов библейского богословия и выражения их на языке современной богословской мысли, который теперь неминуемо является языком отцов. Совершенно справедливо, что термины «Троица» и «единосущный» из Писания напрямую невыводимы. Вот только напрямую их из Писания и не выводят – они обсуждаются в контексте сопоставления библейского и исторического богословия.

Наконец, протестанты признают, что в сфере тринитологии библейское богословие, изложенное на языке св. отцов, соответствует формулировкам, предложенным св. отцами. Эти формулировки рождены вместе с богословским языком и в определённом историческом контексте, поэтому они и не могли содержаться непосредственно в Апостольском предании. Однако они являются «применением» Писания/предания.

«ЕХ принимают «соответствующие Библии» вероучительные формулы Церкви, полностью отвергая соответствующую систему мышления и, главное, сотериологию».

Во-первых, я бы не согласился с категоричностью данного утверждения. Далеко не все аспекты древней сотериологии отвергаются протестантизмом. В частности, протестанты уверены, что спасение возможно только благодаря воплощению, крестной смерти и воскресению Сына Божьего, а также нашей причастности Ему. (Кстати, как раз это и лежит в основании многих христологических догматов.) Нередко протестанты даже соглашаются, что спасение можно описать как обожение (теозис), хотя обычно и не употребляют данного термина и делают некоторые оговорки. На самом деле, существенные отличия имеются, прежде всего, в понимании того, что нужно сделать человеку для своего спасения. Конечно, отличается также и понимание внутренней сути того, что произошло на кресте. Однако в этом вопросе имеется разномыслие и в самой древней Церкви. В частности, взгляды протестантов весьма близки к сотериологическим представлениям Августина Блаженного. Или, кажется, далеко не все разделяли (и разделяют) популярное в святоотеческие времена представление о кресте как «Божественной хитрости» для обмана сатаны.

Во-вторых, здесь важно понять отношение протестантов к «Преданию ПЦ» как богословскому источнику. Так как для них Церковь не ограничена конфессианальными рамками, то восточных отцов, западных отцов (а также отцов Реформации и различных современных богословов) протестанты рассматривают как «собеседников» в многовековом диалоге об Истине, её выражении и применении. Согласие с собеседником в чём-то одном не предполагает автоматического принятия всех его взглядов в совокупности. (Конечно, для протестанта есть и собеседники, с которыми заранее предполагается абсолютное согласие – авторы Священного Писания. Поэтому оно является столь важной точкой отсчета.)

«Деян. 20:31 – в контексте системы ЕХБ представляется непонятным смысл действий Апостола… т.к. для протестантов вполне достаточно было написания 6 глав послания к Ефесянам».

Видимо, говоря о Писании как замене апостольского присутствия, я выразился недостаточно ясно. Я не имел в виду, что личный труд апостолов был излишним. Наоборот, их письменное и устное учение представляется мне необходимым основанием Церкви. Более того, изначально в Церкви было только устное наставление. (Впрочем, уже имелся Ветхий Завет с его огромной мировоззренческой значимостью.) Однако само содержимое Нового Завета показывает, что апостолы действительно начали восполнять физическую невозможность личного наставления наставлением письменным. Это ярко видно в посланиях, касающихся применения христианской веры для разрешения различных частных проблем. Однако баптисты, вроде бы, никогда и не утверждали, что Послание к Ефесянам содержит всё, что необходимо было знать Ефесской церкви. Оно содержит то, что Павел хотел бы сказать (в том числе и напомнить) церкви в данный момент, но не мог это сделать лично. Тогда как написанное им и прочими авторами для других церквей ефесяне вполне могли слушать устно, и наоборот. В совокупности же Новый Завет даёт хорошее представление об апостольском учении в целом.

«Отрицание поклонения иконам при декларации верности Халкидону сочетается также как декларация веры в Божество Христа – с отрицанием учения о Троице».

Подобный вывод мне кажется не до конца обоснованным. Насколько я понимаю, халкидонская христология с точки зрения сторонников иконопочитания подразумевает возможность изобразить «ипостась» Христа (противники как раз возможность изобразить Христа отрицали [или относили к евхаристии], обсуждая проблемы в связи с изображением «усии»). Однако из халкидонской христологии очевидным образом не следует центральный принцип иконопочитания: «Честь воздаваемая образу восходит к первообразу».  Более того, я повторюсь, Церковь довольно долго обходилась без икон – означает ли это, что в древней церкви повсеместно была еретическая христология, исправленная Халкидоном и иконопочитанием?